(Продолжение)
Главный архивист Ленинградского областного государственного архива в Выборге Геннадий Москвин продолжает рассказ о военных преступлениях союзника Германии – Финляндии – и её оккупационных военных властей на Ладожско-Онежском и Карельском перешейках, в частности на территории Лодейнопольского и других районов Ленинградской области.

– Геннадий Александрович, какие параллели можно провести относительно содержания узников в немецких и финских лагерях?
– Финские оккупанты, как и немецкие, вымещали свою злобу и ненависть на мирном населении, на узниках лагерей, издеваясь над ними, избивая, наказывая самыми варварскими, бесчеловечными способами. Одним из способов вымещения этой злобы было издевательство над узниками, например, принуждение их к исполнению тяжелой и бесполезной работы. Как говорится в записке, “помимо избиения палками, расстрелов и прочих зверств финны широко применяли и такие наказания, как перетаскивание тяжелого груза с одного места на другое. Так, например, была наказана в декабре 1943 года Левина Анна лишь за то, что она отлучилась из лагеря, чтобы раздобыть пищу голодным детям. За это ее избили, потом в течение 14 дней заставляли перетаскивать тяжелые камни с одного места на другое”.
За малейшие провинности узников зверски избивали. Так, например, “30 марта 1942 года нач[альник] лагеря ”Ильинское” Эрикайнен избил 30 человек заключенных за то, что они уходили из лагеря на поиски продуктов. В числе избитых были старики, женщины и дети: Шаврукова Люба 10 лет, ее сестра Надя 8 лет и др. В июне 1942 г. финские солдаты избили 15 детей в возрасте от 8 до 12 лет за то, что они собирали ягоды возле проволочного заграждения лагеря. В 1942 г. комендант лагеря Яккола избил Алексееву Марию, после чего она умерла, а Першина Федора за невыход на работу по болезни финны в лесу повесили вниз головой”.
Еще одним излюбленным приемом издевательств над узниками под видом борьбы со вшивостью была для них баня при высоком температурном режиме. Каждую неделю мужчин, женщин и детей “загоняли в одну баню и держали в ней около часу при температуре до 90 градусов, не разрешая при этом пользоваться водой, вследствие чего бывали массовые случаи обмороков, заболеваний, а иногда и смерти…”.
Более подробно о жестоких порядках, царивших в концлагере в поселке Ильинское и творимых в нём военным руководством лагеря зверствах сообщается в “Акте комиссии действий финских захватчиков в концлагере на территории пос. Ильинское Олонецкого района КФССР в отношении жителей оккупированных районов Ленинградской области от 5 июля 1944 г.”. В нем сообщаются подробности об издевательствах финской военной администрации над заключенными лагеря № 8, содержавшимися в Ильинском отделении.

Лагерь был образован по решению финского правительства, занимал площадь около 25 тысяч квадратных метров, был обнесен колючей проволокой высотой 2 метра. В нем содержалось до 1 400 советских граждан. Основную часть заключенных составляли жители Лодейнопольского и Подпорожского районов.
Как я уже ранее отмечал, лагерь “славился” особой жестокостью его военного руководства. Как говорится в Акте, ненавистным отношением к заключенным отличались “комендант отделения сержант Якколо Вилхо, сержант Каукинен и палач лагеря капрал Энгель”. Режим в отделении лагеря “был очень строгий и ничем не отличался от тюремного”. Выход из лагеря без конвоя был запрещен. Самовольный уход преследовался расстрелом. Сбор группами больше 2 – 3 человек воспрещался, не разрешалось чтение советской литературы, запрещались разговоры на военные и политические темы.
Питание узников было чрезвычайно плохим. До февраля 1942 года хлеба давали 100 – 150 граммов, а потом стали выдавать вместо него галеты с примесью суррогата, овощей не выдавали. Картофель до 1944 года был мороженым и выдавался в малых количествах. Ввиду плохого питания население лагеря вынуждено было потреблять в пищу траву, крапиву, несъедобные грибы, а “многие ели крыс, собак и кошек“.
Вследствие плохого питания среди заключенных было массовое истощение и большая смертность, доходившая “до 25% к общему количеству заключенных”. Так, за первые 9 месяцев существования лагеря, – говорится в Акте, – от голода умерло 203 человека, в среднем каждый день умирало от 2 – 4 человек”.
За малейшие провинности и нарушения лагерного режима, упущения в работе нарушителей ожидали жестокие наказания: “избиения их резиновой плеткой с металлическим наконечником, трубкой от противогаза, начиненной песком, палками, прикладами и др.”. А еще применялось содержание в будке, в Пряженской тюрьме, лишение пайка на 5 суток, дополнительный тяжелый труд.
В 1941 – 1942 годы избиение заключенных было введено в ежедневную практику. Избивали сразу по нескольку человек, от побоев заключенные умирали. В лагере почти “не осталось ни одного взрослого человека, который бы не подвергался избиению“.
Полагаю, что этих фактов достаточно, чтобы сказать: “Это были изверги, звери. Они, как и их учителя и старшие наставники, немецкие нацисты, совершали преступления против человечности”.
– А были ли среди заключенных добровольные помощники финских оккупантов?
– Да, нельзя не отметить, что у финнов были и добровольные помощники. Так, заключенные отмечали особую злобность финского прихвостня Соколова В.В. из села Важины Подпорожского района, который вел себя по отношению к своим землякам с особой ненавистью и жестокостью.
Месть – как мотив истребления русских
– Геннадий Александрович, а как Вы думаете, в чем глубинные причины этого зверствования финских оккупантов на территории Ленинградской области?
– Чтобы понять глубинные причины особого зверствования финнов в отношении русского гражданского населения оккупированных ими советских территорий, дать оценку и квалификацию злодеяниям финских войск на оккупированных территориях Ленинградской области, важно понять исторические мотивы ненависти финских правящих кругов и населения этой страны к советским людям и понять, почему они относились по-разному к славянам – русским людям – и представителям фино-угорского происхождения: вепсам, финнам-ингерманландцам и др.
Во-первых, на это влияла тесная дружба военно-политических кругов Финляндии с гитлеровской Германией и желание следовать её нацистскому курсу. Во-вторых, новое финское политическое руководство было сформировано после официального выхода Финляндии из состава советской России (декабрь 1917 года) и обретения государственной независимости в январе 1918 года. Поэтому оно заняло резко враждебные антисоветские (антибольшевистские) позиции по идеологическим основаниям. Им претили те революционные изменения, которые произошли во время Октябрьской социалистической революции в России в 1917 – 1918 годах, особенно в земельных отношениях. В Финляндии отсутствовало крепостное право, преобладал хуторской (кулацкий в нашем понимании) уклад жизни. Сельские производители владели земельными наделами и боялись их потерять в ходе возможной национализации земли. Поэтому они яростно сопротивлялись революционным процессам, развернувшимся в Финляндии в начале 1918 года. То есть ненависть к русским, советским людям имела глубокие исторические корни в революционных процессах 1918 года, которую они и выплеснули в 1941 – 1944 годах. Финны питали к советской России лютую ненависть, при этом искали дружбы и защиты у великих держав, в том числе Великобритании и Франции. Не надо забывать о том, что линию Маннергейма строили французские, английские и другие европейские военные инженеры. А с приходом к власти Гитлера в Германии они вспомнили о “братстве по оружию” с ней, а параллельно дружили и с милитаристской Японией. До военного столкновения с СССР в 1939 – 1940 годах, а также до вступления в войну против СССР в 1941 году они строили свою политику на антисоветских основах, искали союза со всеми антисоветски настроенными государствами и пытались при этом получать военные и экономические преференции. Эта дружба была им выгодна.
В-третьих, в конце 1930-х годов финны стали проводить откровенно антисоветскую политику под лозунгом: “любой враг Советского Союза должен быть другом Финляндии”. Провокационные заявления и сближение финского руководства с нацистской Германией в итоге свели на нет попытку дипломатического урегулирования.
(Окончание следует)